Мистические тайны Гурджиева. Глава пятая: Гурджиев и Императорское Географическое Общество (часть 2)

Часть 1

Перед завершением этой части дневника Г.И. Гурджиева хочется ещё несколько слов сказать о Бадмаеве Петре Александровиче (1849-1920)

Да, еще с 90-х годов ХIХ века уже знаменитый врач, помимо главного дела своей жизни - целительства, занимался политикой и экономикой, то есть был активным политическим деятелем, близким к высшим государственным кругам России и российским самодержцам - Александру Третьему и Николаю Второму, а также крупнейшим предпринимателем и финансистом со своей - глобальной - идеей: мирным присоединением к России Китая, Тибета и Монголии, где главное - это проведение железных дорог от российских границ к стратегически важным населённым пунктам этих стран. И этот ошеломляющий замысел в конце концов был высочайше одобрен, во всяком случае в сфере экономической экспансии, уже на первом этапе предложенного Бадмаевым плана: он и его компаньоны дважды по высочайшему повелению получали на осуществление «операции» внушительные займы (в обоих случаях - при энергичном содействии министра финансов С.Ю. Витте). Первый раз выдачу субсидии одобрил Александр Третий в 1894 году, потом - Николай Второй в 1901 году. Первая сумма зафиксирована в сохранившихся документах: два миллиона русских золотых рублей. Сколько составлял второй заём, неизвестно; в доступных архивных и других источниках соответствующие документы отсутствуют.

В обоих случаях Пётр Александрович развивал могучую целенаправленную деятельность, которая тут же начинала давать положительные результаты. Но и в первый, и во второй раз этого незаурядного политического деятеля и предпринимателя, преследующего, прежде всего, интересы России, постигли неудачи, причины которых коренились в российской и мировой истории. Сначала это была японско-китайская война 1895 года, когда победа Страны восходящего солнца над государством, которое вожделел русский державник Бадмаев, смешала все планы, и деятельность, направленную на осуществление тщательно и скрупулёзно разработанной акции, пришлось приостановить, а потом и свернуть. А потом довести задуманное до конца не позволили российские события: сначала позорная русско-японская война 1904-1905 годов, а за ней первая русская революция...

Грандиозный замысел господина Бадмаева остался неосуществлённым. Мог бы он при благоприятных обстоятельствах закончиться успехом? Может быть... Но ведь история, как известно, не знает сослагательного наклонения.

Когда первая революционная буря в 1905-1907 годах обрушилась на Россию, Пётр Александрович Бадмаев, верный царю и державе, одним из первых понял, какая великая опасность для государства Российского заключается в революции, какая угроза его целостности, спокойствию и процветанию таится в силах, раздувающих пожар революционных междоусобиц. Чтобы понять позицию этого человека в то кровавое нестабильное время, я приведу, потрясающий документ, который, слава Богу, для нас сохранил архив.

Нет, дамы и господа, положительно ничему не учит российских государственных мужей история собственного отечества. Или они «ленивы и нелюбопытны», или живут интересами сегодняшнего дня, как Иваны, не помнящие своего родства.

Итак, письмо П. А. Бадмаева Николаю Второму во время работы Второй Государственной думы (1907):

Памятная записка Его величеству.

Вполне выясняется, что военные и почти все чиновники сочувствуют кадетам - между ними много генералов, бывшие министры и их товарищи.

Революция идёт своим чередом, несмотря на репрессивные меры, захватывая глубже и глубже всё население. Определённых политических партий две: левая и правая. К левым я отношу октябристов, обновленцев, кадетов и многих других крайних - все они желают одного: ограничить самодержавие и взять власть в свои руки. Правая же, имея знамя - самодержавие, православие и русскую народность, держится узкого направления.

Русские люди новой формации забыли, что с древних времён русские ассимилировали массу инородческих племён без всяких репрессивных мер - мирным путём. Они теперь твердят одно: что Россия для русских и все должны сделаться русскими, и постоянно действовали в этом направлении, являясь деятелями на окраинах, и не хотели понять, что означенные народы окраин, искренне любя белого царя, будучи преданными трону Российской империи людьми, всё же любят свою национальность, дорожат и гордятся ею.

Сомневаясь в разумном исполнении своего долга членами Второй Государственной думы, не могу не доложить Вашему величеству, что в данный момент, во время думских прений, необходимо выработать легко выполнимое законодательство и применить его сейчас же к жизни. Этим только Вы, Ваше величество, избавитесь от беспокойного элемента революции - чиновничества, роль которого изменится при новом законодательстве.

Прежде всего необходима централизация власти только по вопросам внешней политики, созидания армии и флота, внешней торговли, путей сообщения, составления государственной сметы и контроля над всеми губерниями, областями и княжествами, - тогда как внутренняя политика: церковь, народное воспитание и образование, печать, местное народное самоуправление, суд, все виды промышленности, а также еврейский вопрос - неотложно требует децентрализации власти.

При таком порядке управления чиновничество, составляющее гнездо революции, рассеется по губерниям и будет работать по выборам в узкой сфере губернии. Оно сделается ответственным перед Вашим величеством и народом.

В настоящее время все критикуют деятельность высшей власти, критиками являются те же чиновники, которые, с одной стороны, злоупотребляют именем народа, а с другой - именем царя при помощи печатного слова. Конечно, всякая критика способствует выяснению истины, а при децентрализации власти критика будет находиться в руках Вашего величества; критиковать деятельность выборных властей будете лишь Вы, что будет особенно дорого для всех ваших верноподданных.

Теоретики могут думать, что это идеально и не выполнимо на деле, а я беру это из жизни. Многие государственные люди думали, что граф Сперанский был сторонником конституции, говорили о нём так, разбирая его законодательство теоретически. Если разбирать таким же путём и деяния Петра Великого, то покажется, что и он был сторонником конституции. Пётр Великий и граф Сперанский, бесспорно, были сторонниками абсолютной монархии.

Граф Сперанский прибыл в Сибирь в 1819 году, сейчас же предал суду 600 чиновников за лихоимство - этим он избавил инородческое население от чиновничества, которое дискредитировало императорскую власть и возбуждало население против трона. Он сразу понял благодетельное значение децентрализации власти. Граф Сперанский выработал закон 1822 года, подчинил инородцев Думам, дал русские имена и названия управлениям. Все должностные лица выбирались населением. Граф Сперанский, запретив чиновникам вмешиваться во внутренние дела инородцев, подчинил инородцев личной власти губернатора, который являлся попечителем, контролёром и вместе с тем связующим звеном с троном. Губернаторы и генерал-губернаторы, интересуясь внутреннею жизнью инородцев, входили в их нужды.

Вследствие такого практического законодательства благосостояние инородцев возрастало с необыкновенной быстротой, а преданность их белым царям сделалась легендарной. Но после 25-летнего благополучия, без вмешательства чиновников, наступила новая эра. Около 1845 и 1846 годов миссионеры (а с ними и чиновничество) стали вмешиваться в инородческие дела. Лихоимство и тёмные поборы опять стали процветать.

Как Пётр Великий, так и граф Сперанский были сторонниками собственности, они отлично понимали, что только земельные собственники - опора трона, а городские, фабрично-заводские и денежные собственники и банкиры во все времена легко делались орудиями революционеров.

При графе Сперанском явилось у некоторых государственных людей стремление к насильственному захвату общественной собственности для блага государства. Они проводили ту же идею, которую проводят теперь сторонники и единомышленники Герценштейнов, Кутлеров (члены Государственной думы – кадеты.) и других, предлагая отнять частную, государственную и удельную собственность для блага народа.

Когда в высших сферах зашла речь об отнятии земель у бурят при графе Сперанском, последний твёрдо стоял на указе 1806 г., говоря, что если мы отнимем землю у бурят вопреки царскому указу, то это будет дискредитировать императорскую власть. Он сделал только одно в угоду высших чиновников, которых он даже опасался, - приказал приостановить выдачу грамоты бурятам до выяснения вопроса о собственности с государственной точки зрения.

Дорогой государь, соизволь вникнуть в практический смысл моего письма. Поверь, что Пётр Великий и граф Сперанский были людьми жизни. Ты легко можешь успокоить своё государство и возвеличить свой трон, если последуешь взглядам этих великих мужей.

Революционеры те же теоретики, но смелее твоих слуг; но если в числе слуг твоих появятся люди действительно практической жизни, то революционеры, при соприкосновении с такой силой, не выдержат борьбы и невольно покорятся.

Законоположение инородцев графа Сперанского 1822 года в духе абсолютной монархии бесспорно принадлежит к таким, каковые только и могут возвеличить трон. Оно опередило все законы Европы на 200 лет. Государственные деятели бесспорно воспользуются этим законоположением только в будущем.

П. А. Бадмаев,
действительный статский советник,
генерал в отставке.

Чтобы закончить характеристику Петра Александровича Бадмаева как политического деятеля и экономиста-предпринимателя, следует упомянуть о двух его «железнодорожных проектах». В 1914 году с генералом Курловым Бадмаев организует акционерное общество для постройки и эксплуатации железной дороги от Семипалатинска до местечка Улан-Даба на границе с Монголией, получив разрешение от правительства на «предварительные изыскания по постройке данной железной дороги». И когда эти работы были завершены, Бадмаев, Курлов и их компаньоны начинают хлопотать о получении концессии и вступают в соглашения с рядом банков и финансистов по реализации необходимого капитала.

Параллельно - первые изыскательные работы уже ведутся - конкретизируется второй проект, для осуществления которого было организовано Русско-армянское акционерное общество во главе с П.А. Бадмаевым; цель его - прокладка путей сообщения, и железнодорожных, и шоссейных, которые ускоряют и централизуют разработки естественных богатств Закавказья и сопредельных с ним, только что занятых русскими войсками турецких земель, населённых армянами.

Оба начинания были остановлены Первой мировой войной и окончательно рухнули в хаосе революции, разразившейся в России в 1917 году.

Однако главным делом жизни Петра Бадмаева все эти годы оставалась многогранная врачебная деятельность. Известность его как «доктора-волшебника» стремительно росла: тысячи больных из всех слоёв общества, из разных уголков России обращались к нему за помощью. Его пациентами были и члены императорской фамилии - Петра Александровича неоднократно приглашали в царский дворец, обычно к одной из великих княгинь, дочерей царя. Иногда во время визита доктора приходил Николай Второй, которого Бадмаев знал ещё юношей, у них были близкие дружеские отношения. Достаточно сказать, что русский самодержец и тибетский врач были на «ты». В своём дневнике царь записал однажды:

«Бадмаев лечит все болезни какими-то особыми, им самим изготовленными порошками, а также травами; несмотря на насмешки врачей, к Бадмаеву стекается огромное количество больных».

Очевидно, при царском дворе и состоялось знакомство Петра Александровича с Григорием Ефимовичем Распутиным (Новых), к которому тибетский врач относился со сдержанным почтением, отдавая должное оккультным, медиумическим возможностям Григория Ефимовича. Постепенно между ними возникли дружеские отношения, и если случались разногласия, даже соперничество, то это происходило, когда возникали споры о том, как врачевать цесаревича Алексея. Пётр Александрович утверждал, что он знает, как излечить гемофилию, и готов это доказать на деле. Он составил для больного мальчика специальные порошки, подобрал диету, основу которой должна была составлять овсянка на курином бульоне и молоке. Однако советами Бадмаева не воспользовались. Очевидно, императрица Александра Фёдоровна безоглядно верила в «Божий дар» старца Распутина, и для этого у неё действительно были основания.

В 1910 году в Петербурге отмечалось пятидесятилетие бадмаевской аптеки тибетских трав. То был и своеобразный юбилей самого Петра Александровича: к этому времени он принял больше полумиллиона больных, в его аптеке было изготовлено восемь миллионов порошков.

Тибетский врач уже не мог физически принять всех страждущих. Выход из сложившейся ситуации был только один: готовить себе помощников и преемников, причём их положение должно было быть узаконено, и они получили бы официальное право именоваться врачами тибетской медицины. Преодолев сопротивление чиновников, причастных к медицинскому делу, противодействие титулованных светил ортодоксальной - «европейской» - медицины, доктор Бадмаев создал на Поклонной горе русско-бурятскую школу, в которой молодые люди изучали монгольский и тибетский языки, осваивали премудрости тибетской медицины. И им из этого специфического учебного заведения открывался путь для получения европейского высшего медицинского образования. А дальше тем, кто окончательно изберёт стезю Бадмаева, будет предоставлена возможность совершенствоваться в буддийских монастырях Монголии и Тибета.

И - опять параллельно - Пётр Александрович разрабатывает проект организации общества по изучению врачебной науки Тибета с целью создания по всей России пунктов лечения больных. Докладную записку с подробным изложением этого проекта он подаёт на имя министра внутренних дел. Копию - в Медицинский совет при правительстве. Ответа пришлось ждать долго, и он был... отрицательным. Но не тот человек был Пётр Александрович Бадмаев, чтобы отступить от задуманного: отдельной брошюрой вышел его «Ответ на неосновательные нападки членов Медицинского совета на врачебную науку Тибета». Тяжба затянулась на многие годы. У Бадмаева появились новые союзники и противники. К сожалению, противников больше...

В неравном противостоянии проходят многие годы. Изо дня в день в течение этих лет в доме № 16 по Литейному проспекту, где находилась приёмная Бадмаева (на Поклонную гору пациентам слишком далеко ехать), Пётр Александрович принимал всех, кто приходил к нему со своими недугами. И здесь необходимо сказать, хотя бы коротко, о методах врачевания Бадмаева. Правильно поставить диагноз - вот главный критерий для любого врача, какой бы «школе» он ни принадлежал: европейской или восточной.

Пётр Александрович Бадмаев встречал пришедшего к нему на приём больного и начавшего было излагать с порога свои жалобы фразой: «Подождите! Вначале я попробую определить то, чем вы страдаете, а если ошибусь, поправьте меня», - и тут же, вглядевшись в лицо пациента и прослушав его пульс, начинал говорить, чем он страдает. Поражённый точностью диагноза больной начинал безоговорочно верить в доктора (а вера во врача и безусловное ему послушание - одно из требований врачебной науки Тибета). Каким же образом определял Бадмаев диагноз, не имея на руках данных медицинских исследований - анализа крови, мочи и тому подобное?

Главное, конечно, опыт и врачебная интуиция. Это личные качества врача. Но существуют и объективные данные: цвет кожи, тембр голоса (очень важно!), наконец, пульс - насчитываются сотни оттенков пульса, понятных врачу. Во врачебной науке Тибета есть термин «пульсовая диагностика». Если и эти данные не дают цельной картины заболевания, то тибетский врач приступает к методическим расспросам больного. Но опять-таки не спрашивает, что у него болит, а интересуется, например, какое у него ощущение после принятия пищи, какой вкус во рту по утрам и так далее. Пётр Александрович тратил иной раз на одного больного много времени, но, как правило, ставил в конце концов абсолютно точный диагноз. Он считался крупнейшим диагностом.

Притом, что европейская и тибетская медицина имеют одну цель - оказание помощи страждущему, методы лечения болезней и диагностирования их различны. И если европейский врач при первичном осмотре лишь констатирует, скажем, воспаление аппендицита или увеличение печени, то тибетский медик может предсказать появление этой болезни за год, а то и за два и, значит, предотвратить её.

Для любого опытного, талантливого врача достаточно взглянуть на больного, чтобы по цвету кожи, выражению глаз, голосу, пульсу поставить диагноз. И именно таким был доктор Бадмаев.

Тибетские лекарства отличались тем, что они не имели противопоказаний и не вызывали никаких побочных явлений. В их состав входили главным образом травы, произраставшие в Агинской степи Монголии и в Тибете, а также плоды деревьев и минералы. Лекарствами могли быть и яблоко, и стакан чистой воды. П.А. Бадмаев считал, что лекарством служит само окружающее нас пространство, коль скоро наш организм нуждается в нём.

И ещё. Врачуя своих пациентов, Пётр Александрович - тоже по методикам тибетской медицины - лечил не только тело, но и душу, исходя из постулата: у здоровой души, любовно соединённой с верховными Божественными силами Вселенной, здоровое тело, и религиозность пациента ( неважно, какому Богу на земле он молится, Христу, Аллаху или Будде ), вера в бессмертие души были обязательным предметом бесед с человеком, что пришёл к нему со своими недугами, и достаточно часто эти беседы носили характер религиозных проповедей.

Наконец, последнее. Всегда, во все времена для тибетского врача Бадмаева не было деления больных по социальному статусу, классовой принадлежности, партийным признакам, национальности. Он лечил всех, кто обращался к нему за помощью. И так было, когда разразилась Первая мировая война, принёсшая в Россию революцию и Гражданскую войну, после которых в сокрушённой и растерзанной стране утвердилась власть большевиков во главе с Лениным.

Новые хозяева государства - («родная советская власть») - естественно, отнеслись к Петру Александровичу как к классовому врагу. Отставной белый генерал? Действительный - мать его!.. - статский советник? С Николашкой Кровавым в друзьях-приятелях ходил? Да к тому же знахарь, тибетский колдун? Ату его! Был реквизирован - «для нужд пролетарского государства» - дом на Поклонной горе, в банках аннулировали все счета знаменитого доктора - «в интересах рабочего класса». Правда, оставили - «для проживания с семейством» - небольшой деревянный дом на Поклонной, с густой сиренью в палисаднике и старым садом, а также приёмную для больных на Литейном, 16. А как же, товарищи и граждане? Красные вожди, совслужащие, революционные солдаты и матросы, пролетарии и даже беднейшее крестьянство (тут марксизм - ленинизм, увы, бессилен!) тоже всяким хворям подвержены.

Однако начались обыски на квартире, вызовы в ЧК: «На нужды революции сдайте добровольно всё припрятанное золото и драгоценности». Наконец, последовал в августе 1919 года первый арест: Пётр Александрович был доставлен молодцами в чёрной коже в тюрьму на Шпалерной...

В архиве ЧК сохранился весьма красноречивый документ (любопытствующие и сейчас могут получить его в Санкт-Петербурге, на Литейном, 4). Вот он:

Председателю ЧК тов. Медведь,
Отделение 3-е, камера 21
Шпалерная улица, дом № 25, от
Петра Александровича Бадмаева,
врача тибето-монгольской медицины,
кандидата Петроградского университета,
окончившего Медико-хирургической
академии курс, старика 109 лет.

ЗАЯВЛЕНИЕ

Я по своей профессии интернационал. Я лечил лиц всех наций, всех классов и лиц крайних партий - террористов и монархистов. До момента последнего моего ареста у меня лечились матросы, красноармейцы, комиссары, а также все классы населения Петербурга.

Сын мой, как командир конной разведки Красной Армии, будучи на разведке за Глазовом, был ранен осколками бомб белогвардейцев в левую руку выше локтя, и убита была под ним лошадь. Поправившись от ран, сын вновь вернулся в свою часть и участвовал при взятии красными войсками гор. Перми, и за отличие сын мой был награжден. Я же, отец его, 109 лет старик, потому только, что имею большое имя, популярное в народе, сижу в заключении без всякой вины и причины уже два месяца. Я могу Вам сказать, тов. Медведь, что члены Вашей ЧК, допрашивавшие меня, если сложить года четырёх их всех, то и в этом случае сложенные годы окажутся менее, чем мои 109 лет. Я всю жизнь свою трудился не менее 14 часов в сутки в продолжение 90 лет исключительно для блага всего человечества и для оказания им помощи в тяжких заболеваниях и страданиях.

Неужели в Вашем уме, Вашей совести не промелькнула мысль, что гр. Бадмаев, какое бы громкое и популярное имя ни имел бы, не может повредить Вашему коммунистическому строю, тем более он активной агитаторской политикой никогда не занимался и теперь не занимается.
Мой ум, мои чувства и мои мысли не озлоблены против существующего ныне строя, несмотря на то что я окончательно разорён, ограблен, обо всём этом хорошо знает военный комиссар, который посылал следователя для установления такового факта, и, несмотря на всё это, я арестованный сижу совершенно безвинно.
На основании вышеизложенного во имя коммунистической справедливости прошу Вас освободить меня и вернуть к моей трудовой жизни.

Пётр Бадмаев
1919 года, 10 августа

То, что Бадмаев «старик 109 лет», не соотносится с другими датами. Даже Елизавета Фёдоровна не знала точно, когда он родился. Не случайно на его могиле указан лишь год смерти. А дата рождения П.А. Бадмаева была установлена лишь в конце 80-х гг. ХХ столетия.

На этом заявлении стоит резолюция от 12 августа («разобрались» и отблагодарили): «Отправить в Чесменскую богадельню».

Это был временный концентрационный лагерь, который большевики организовали в разграбленном монастыре; он находился на другом конце Петрограда, в пяти километрах от Нарвских ворот. В первые же дни нового заключения у Бадмаева произошел конфликт с комендантом Чесменского лагеря: за то, что этот человек, облечённый полной и бесконтрольной властью над заключёнными, посмел обратиться к Петру Александровичу грубо и на «ты», тибетский доктор закатил советскому хаму пощёчину. Немедленно последовало наказание: двое суток в карцере. Это был каменный мешок, в котором наказанный мог только стоять по щиколотку в ледяной воде. Богатырский организм Петра Александровича не выдержал: он заболел брюшным тифом - эта страшная болезнь свирепствовала в концлагере. Бадмаева перевели в тюремный лазарет. Его жена, Елизавета Фёдоровна, добилась разрешения на свидания и вместе с дочерью Аидой через день появилась в тифозной палате: она свято верила в тибетскую медицину, одно из положений которой гласит, что человек со здоровыми душой и телом не подвержен никаким инфекциям. Пётр Александрович медленно поправлялся. Свидания запретили, но оставалось «право» на передачи и записки. Архив сохранил пять записок Елизаветы Фёдоровны к мужу и одну доктора Бадмаева. Как эти записки характеризуют и время, «зарю коммунистической эры» в России, и тех, кто писал их!..

Вот четыре из этих документов:

Дорогой мой, так как ты поправляешься, то я на радостях посылаю тебе 3 яичка, 1/2 фунта сахара и 5 булочек. Спасибо, спасибо тебе, что ты поправляешься. Моё настроение стало лучше, а то мучилась я очень, что ты больной, один там без меня.
Посылаю суп из телятины, фунт мяса.
Целуем, целуем я и Аида.

Твоя Елизавета.
Пятница 1920.

Дорогая Елизавета Фёдоровна. Сегодня не приходите. Сообщу, когда нужно. Вчера Ольга Фёдоровна (родная сестра Елизаветы Фёдоровны) была (далее несколько слов неясно, почерк сильно отличается от прежнего). Я давно был прав... (неразборчиво). Вчера поздно был допрос. Сегодня рано (неразборчиво). Не нужно быть неблагодарным. Ты знаешь, что я тебя люблю и Аиду ужасно и никому в обиду не дам.

Твой тебя любящий П. Бадмаев

Дорогой друг! Христос Воскрес. Целуем, поздравляем. Просим Бога о здоровии, остальное знаю, что всё будет. Сегодня мало посылаю: жареное мясо и крупу.

Ваша Е. Ф.
13 апреля 1920

Дорогой Пётр Александрович! Сейчас я опять из Удельной, позвонила Марии Тимофеевне Ивановой, она думала, что Вы уже дома. Сам Иванов читал бумагу, подписанную Председателем Всероссийской ЧК Калининым (ошибка. Речь идёт о ВЦИКе, председателем которого был Калинин), об освобождении Вашем. Сегодня или завтра Вам должны объявить обязательно. Вчера ужасно небрежно послала Вам передачу, забыла вложить платки и «хадак» (шёлковый шарф), сегодня посылаю их. Посылаю кусочек масла и кусочек мяса и жду Вас и целую. Грею комнату.

Елизавета

Во время последнего свидания в тюремной больнице Пётр Александрович тайком передал жене письмо к Ленину, которое Елизавета Фёдоровна отправила в Москву. Письмо это не сохранилось, но, возможно, возымело действие: через некоторое время доктора Бадмаева освободили.

Именно тогда появилась возможность круто изменить жизнь и свою, и близких: посол Японии предложил «господину Бадмаеву» принять японское подданство и гарантировал ему беспрепятственный выезд в Страну восходящего солнца. Пётр Александрович отказался: удел России - его удел.

Здоровье его между тем было окончательно подорвано. Бадмаев сам поставил себе диагноз: быстро прогрессирующий рак. Наш бренный мир доктор Бадмаев покидал в полном сознании, окружённый родными и друзьями. Он продиктовал краткое завещание, в котором главным было - забота о том, чтобы дело тибетской медицины в России продолжили его дети и внуки. Умирая, он взял с жены слово, что и в день его смерти она не пропустит приём больных в его кабинете на Литейном, 16. Елизавета Фёдоровна выполнила этот завет...

Похоронили Петра Александровича Бадмаева - выдающегося врача, политического деятеля, державника, монархиста, никогда не скрывающего своих взглядов и убеждений, талантливого предпринимателя и коммерсанта, - 1 августа 1920 года на Шуваловском кладбище.

Путь к последнему - земному - успокоению лежал через Поклонную гору. Телегу с гробом, покрытым еловыми ветками, извозчик остановил у белокаменного дома с восточной башенкой. За открытыми окнами слышались громкие голоса новых хозяев - «барское имение» занимала теперь милицейская часть.

Ещё долгие годы, вплоть до Великой Отечественной войны, на могиле Петра Александровича можно было увидеть живые цветы - те, кому он продлил жизнь, не забывали его. А когда на Поклонной горе трамвай останавливался недалеко от дома с башенкой, звучал голос кондуктора: «Дача Бадмаева»!

Какая типично русская судьба! Нет, не умеют в нашем сиротском отечестве ценить своих великих сынов. Ни при жизни, ни после их смерти.

Далее в дневнике Георгия Ивановича Гурджиева говорится: «- ...Что же, Арсений Николаевич. - Господин Бадмаев положил перед собой на стол три листка, на которых были изложены научно-документальные обоснования подлинности существования трона Чингисхана. - Интересно. Более того - захватывает. И я готов поддержать.

Мне показалось, что не только я слышу учащённый грохот своего сердца.

- Теперь взглянем на карту. - Пётр Александрович развернул листок, который я вручил ему, и довольно долго рассматривал его. - Сложный и даже опасный путь. Давайте-ка подойдем к моей карте.

Мы встали и проследовали к письменному столу.

- Значит, маршрут проходит таким образом...

Рука хозяина кабинета заскользила по карте, а я предпринимал неимоверные усилия, чтобы скрыть своё волнение: пальцы тибетского врача двигались совсем близко от тех городов и сёл Тибета, через которые нам предстояло пройти к башне номер пять, где находится вход, ведущий в подземелья Шамбалы, и под которой хранится трон Чингисхана: Нимцанг, Падзе, Санга, Нагчу, Пранг...

- Да, сложный, опасный путь, - повторил господин Бадмаев. - И здесь немалое значение имеет знание местных языков. Как у вас...

- Я выучил два тибетских и монгольский, - перебил я, - сейчас занимаюсь китайским. Владею тюркским и, правда в меньшей степени, таджикским и киргизским.

- Браво! - Пётр Александрович смотрел на меня с удивлением и явно одобрительно. - Вы не будете возражать, если мы на упомянутых вами языках, прежде всего на тибетских и монгольском, немного поговорим?

- Извольте, господин Бадмаев.

Экзамен, занявший не более получаса, прошёл для меня вполне успешно. Не скрою: было ощущение, что я тибетскими языками владею, может быть, даже лучше экзаменатора. И, похоже, Пётр Александрович тоже почувствовал это и сказал:

- Замечательно! И вы уж меня не браните...

За что - было непонятно, но я уточнять не стал.

- Что же, давайте обсудим. - Бадмаев вдруг о чём-то глубоко задумался, стоя у карты и, мне показалось, пристально рассматривая её; пауза затянулась. - Да! - спохватился он. - Как известно, в ногах правды нет. Мы вернулись в свои кресла.

- Что же, Арсений Николаевич... Вы, очевидно, прикидывали расходы на предстоящую экспедицию, у вас есть хотя бы предварительная смета и можете ли вы мне назвать конечную, итоговую сумму?

- Да, могу! - Невероятно! Полное, абсолютно полное спокойствие пришло ко мне. - Это по нашим расчётам приблизительно сто пятьдесят тысяч рублей. А если с некоторой гарантией и страховкой - двести тысяч.

Пётр Александрович пристально смотрел на меня, и я видел, что названная сумма, по моим понятиям баснословная, наглая (мы с «Тем, который...» заложили в неё, как мы считали, психологический расчёт: наш меценат будет удивлён и, может быть, даст половину, да и одна треть нас вполне бы устроила), его нисколько не удивляет. Или - начинаю я понимать сейчас, когда пишу эти строки, - в тот момент господин Бадмаев думал совсем о другом.

И он сказал:

- Хорошо. Я профинансирую вашу экспедицию.

- То есть, - помимо моей воли вырвалось у меня, - вы даёте нам на экспедицию двести тысяч?

- Именно так. - Тень скользнула по лицу тибетского врача. Тень сомнения. - Но у меня два условия. Первое: с вашим отрядом отправятся два или три моих человека. Не подумайте, ради Бога, что с целью контроля за вашими действиями, расходами денежных средств и прочее. Ничуть! Они отправятся в Тибет со своими заданиями, и им легче будет их выполнить, находясь среди ваших людей и ничем не выделяясь - они рядовые участники экспедиции. Вы, Арсений Николаевич, на это согласны?

- Разумеется! А второе условие?

- Оно - следствие первого. Для вас у меня тоже будет задание. Ваш маршрут проходит по тем краям, где расположено около двух десятков буддийских монастырей. Вы получите их точный список. Я передам вам запечатанные письма настоятелям этих храмов. Ваша задача будет заключаться только в одном: передать эти письма лично каждому настоятелю. Все имена вы тоже получите.

- А разве эти письма не могут передать ваши люди, которые будут в отряде? - спросил я.

- Не могут. Они - буряты или монголы. Письма должен вручить европеец. Ещё точнее - русский, подданный российского императора. Итак, ... Ваш ответ, Арсений Николаевич?

- Я согласен, господин Бадмаев».

Продолжение следует…

 

Дневник очень внимательно листал член русского географического общества (РГО) города Армавира, Фролов Сергей

Часть 1

Категория: Непознанное | Добавил: Ufogid (28.01.2018) | Автор: Фролов Сергей
Просмотров: 1065 | Теги: Шамбала, трон чингизхана, Гурджиев, непознанное | Рейтинг: 5.0/1
Всего комментариев: 0
avatar